В этом городе были прекрасные закаты - возможно, именно поэтому он выбрал его столько лет назад. Если заглянуть на чердак, то можно откопать картины, что рисовал древний более ста лет назад. И, если бы его когда-то интересовала такая слава, то сейчас эти шедевры стоили бы миллионы, принося Майклсонам деньги, которых итак было вдоволь. Клаус наблюдал, как последние солнечные лучи тонули в ночь, наступающей так быстро и грубо, отбирающей у дня всякую власть, показывая, что пришло её время. Пара мгновений и лучи скользнули по девушке, чей силуэт был ясно виден на фоне засыпающего города. Никлаус наслаждался тем, что не мог сейчас зафиксировать никак иначе, кроме собственного взгляда. Возможно, будь у него краски, он бы убедил Кэтрин попозировать. Буквально пару часов. Время на тайм-аут, раздумья. Но его милая сестра не стала даже думать о потребностях брата, поэтому заперла их в спальне, а не в рабочем кабинете, который был за стеной. Клаус ненавидел её в этот миг даже за такую мелочь. Ведь сейчас и не помешало бы остановиться.
Эти двое не могли жить ровно, им постоянно нужно было скакать, как на американских горках - только что в этой комнате царила тишина, которую нарушали лишь сердца, и вот уже очередной накал страстей готов вывести из равновесия окружающих, лишить Клауса его спальни. Впрочем, вопрос ремонта никогда не заботил его так сильно - они успели поменять мебель на мансарде раз двадцать с момента прибытия в Орлеан, и почти всегда виной были драки Элайджи и Клауса, не поделивших что-то в очередной раз. Кажется, ремонт этого дома - состояние столь же постоянное, сколь непостоянны взаимоотношения Клауса и Катерины.
-Боюсь, моя сестра не услышит моих просьб. Он пожал плечами. Кэтрин Пирс сумела нанести очередной удар, которого он не ждал. Если бы не тон её голоса, Клаус сейчас уверился бы в мысли, что она желает уйти, скрыться и не возвращаться. На миг ему показалось, что так оно и есть, и это причинило боль, которую он не ждал. Клаус даже поморщился, словно увидел что-то ужасное. Стало интересно, понимает ли сама Кэтрин, что сумела нанести ему удар? Что, даже если он скрывает от себя свои чувства, такие её слова залезают под кожу, как яд.
Звук очередного разбитого стакана. Кэтрин злилась, и он прекрасно видел это. И словно передавая ему заряд энергии, она не понимала, что творила - Никлаус поднялся и оказался подле девушки быстрее, чем она смогла бы осознать это. Он замер в сантиметрах от неё, заглядывая в глаза. Его ярость пылала во взгляде, сжигала все, что он мог чувствовать и возвращала на место монстра. -Ты. Он схватил её за руку, на которой еще были следы его крови. -Уже. Резкое движение, которым он прикладывает её ладонь к своей груди - туда, где бьется сердце гибридаю -Проверила, что оно у меня есть. Он не отпускал её руку, и смотрел в глаза. Словно желал прожечь её насквозь, согнуть и покорить. Наверное, теперь это станет его целью - покорить Кэтрин Пирс.
Секунды, когда он медленно склоняется к ней - словно ищет очередного поцелуя от девушки, и замирает в считанных миллиметрах от её лица. -Я лишь даю тебе право выбора. Ты же любишь решать сама, не так ли, милая?  Он ухмыльнулся, отпуская её руку, которую все также удерживал до этого момента. Ему было все равно, чего сейчас хотела она. Словно все вернулось назад - он дал ей шанс выбрать, она его упустила. И теперь решать за неё будет он. -Ты остаёшься в этом городе. В особняке. Он обнял её за талию, не давая вырваться, находясь в долях сантиметров от её лица, губ, которые продолжали его манить. Кажется, у Никлауса начиналась развиваться зависимость. Но он так хотел добиться от нее ответа, прежде чем заткнуть очередным поцелуем.

Как вывести Кэтрин Пирс на разговор? Кажется, этот вопрос сейчас не давал ему покоя, несмотря на то, что происходило. Несколько веков назад хватало задать ей вопрос - она отвечала, общалась, играла и заманивала. А он стойко терпел, держался на расстоянии, смотрел с балкона, как она танцует не с ним. Кажется, это походило на мазохизм в высшем проявлении. Он видел, как она кружится в танце, соблазняя всех вокруг, притягивая взгляды. А сам уже видел, как вгрызается в её горло, лишает крови, в надежде, что она переживет потерю крови. В надежде, что можно получить все - и свою волчью половину, и Катерину, что танцует не с ним. Клаус злился и раздражался с каждым днем все больше. Чертова судьба заставляла его сделать выбор между собой и ею. Каждый день он смотрел на небо, пытаясь решить загадку, которую оно ему подкинуло. Пока однажды он не понял, что её сердце отдано его брату, а значит, небо само решило за него. Убить ту, в которую был влюблен, чтобы лишить себя выбора, страданий, мыслей - кажется, придя к этому выводу, гибрид стал тем, кем оставался до сих пор - бесчувственным монстром, который был рад убить Катерину - лишить не только себя, но и брата чувств, что дарила эта прекрасная брюнетка. Он страстно желал показать Элайдже, что решать и действовать может лишь он, и плевать, что он сам повинен в выборе девушки - тогда он не понимал этого, и по сей день готов был отталкивать эту мысль из своей головы - он пытался выбрать, а судьба помогла. В итоге он лишился всего еще на пятьсот лет.
   И вот, столько веков спустя, он снова получил шанс получить все - сначала волчью сущность, которая всегда спала. Он снял проклятье с себя, получил полную власть, стал самым сильным чудовищем этого мира - никто и ничто не способно было уничтожить древнего. Все те, кто так стремился покончить с монстром, ушли в подполье, когда Клаус получил полную власть. Еще пара лет и у него в руках оказывается девушка, которая сбежала. Он мог убить её сразу, как только охранное заклинание Финна лишилось сил. Но почему-то пригласил в свой дом. Никлаус не верил в судьбу, и уж тем более не верил, что все решено ранее. Поэтому он не особо верил, что судьба специально кидала его и била, пока он шел к цели.
И сейчас, спустя тысячу лет, он получил все. Трон в городе, что он построил. Власть над обоими сторонами своего естества. И, если Кэтрин Пирс не играет с его душой, то девушку, которую пытался получить много столетий назад. Особенную девушку, единственную, что столько лет оставалась жива, несмотря на противостояние ему. Катерина, которую он страстно желал когда-то, сейчас находилась в его объятиях, и, несмотря на всю его обычную отрешенность, он ощущал вкус своей победы. Волну гордости, наслаждения, ощущения полной власти над всем, что нахлынула сразу, как только он вновь ощутил вкус её поцелуя. Он мог с уверенностью заявить, что это были те минуты, за которые он готов благодарить Фрею - за её характер, закрывший их в комнате.
   Секунды, после которых он лишь крепче обнимает хрупкую девушку - несмотря на то, что она - вампир, он оставался сильнее, а значит, в его руках, она была все той же хрупкой леди, что встретила лорда когда-то. Она заставляла мальчишку, что давно умер в его душе, приоткрыть глаза, слегка царапая стену, что он возвел вокруг своего сердца. Возможно, это сладкое чувство сейчас подталкивало гибрида в действиях. Он, словно давно утопающий в собственной агрессии монстр, сейчас пытался на секунды найти другую часть себя, не отрываясь от губ Кэтрин.
Он оторвался от нее, набирая в грудь воздух, словно только что вынырнувший из под толщи воды. Секунды, и он нежно касается её шеи губами; там, где еще недавно был укус от его клыков. Нежность, не присущая Клаусу, сейчас принадлежала Катерине.
   -Пять сотен лет, чтобы оказаться запертым с тобой в одной комнате. Он снова и снова касался её шеи губами, словно боялся, что сейчас он проснется, и поймет, что это игра разума, решившего вновь бросить в него те эмоции, что были в нем так давно. -И, боюсь, ты вряд ли покинешь эту комнату впредь. Тихое рычание, чтобы напугать, а после ухмылка кота, которого накормили сметаной. Клаус не умел выражать любовь также, как и не помнил, что такое любить. Слабые отголоски забытой эмоции пытались пробить стену чудовища, которым он был. Наверняка, она ждала признания, которое он не мог произнести - он просто не верил, что готов признаться кому-то в том, что еще умеет чувствовать. Тем более, признаться в этом Пирс. -Ты не была мне безразлична тогда. Я лишь искал способ сделать свой выбор. Он, впервые, захотел оправдать свой поступок. Решить ту проблему, что каждый раз всплывала при каждом скандале в этом доме. -И мне не все равно, что будет с тобой сейчас, моя дорогая Катерина. Последние слова он произнес с нежностью, которой эта девушка не слышала от него никогда. Никто не слышал от него нежных слов. Долгую тысячу лет.

Как быстро он сворачивал шеи тем, кто шёл против него? Как скоро  вырывал сердца, топтал души и заставлял умирать тех, кто смел даже слово обронить против самого Никлауса Майклсона? Количество таких жертв было неисчислимо, и вряд ли кто-то решит начать считать каждого, кто покинул землю по воле гибрида. Скольких он убил, пока дошел до цели, что поставил себе, как только узнал о проклятие, смерти Татьи, о том, что теперь за ним гонится отец, готовый растерзать своих детей, убить ублюдка, что рожден не от него? Клаус привык бежать и догонять, и просто замереть на месте для него было чем-то непривычным, странным, не поддающимся логичным объяснениям и контролю. Он не ожидал, что сможет хоть сколько-нибудь стоять на месте, когда в душе все рвется куда-то вперед. Отец мертв, он - гибрид, и, самое последнее, что он мог желать, мисс Пирс, сейчас была подле него. Полностью и окончательно сдалась гибриду. Им понадобилось пятьсот лет, миллион слов ненависти, одно заклинание Фреи и немного крови, в попытках убить друг друга, чтобы наконец один из них сломался, выплеснул все наружу и заставил другого заткнуться, переваривая и осознавая, что произошло.
-Не убью? Точно? Он шутя играл, заманивал все глубже, словно исследовал, насколько сильна убежденность Катерины в том, что Клаус не станет убивать её. Ведь он еще не признал полное поражение, не произнес то, что она, наверняка, желала услышать. Он не признался в любви, но и не отказывался от того, что испытывал к ней все эти годы. Какое-то победное чувство, настоящий рев закипал внутри. На мгновение перед его глазами встал бал, на котором она танцевала с Элайджей, и, наконец, теперь, он мог сказать, что после её воскрешения, каждое слово брата, обращенное к ней, вызывало в нем гнев лишь по одной причине - он ревновал. Он, несмотря ни на что, все также был убежден, что Катерина - его. И брат не смеет даже надеется на то, что сможет вновь увлекать к себе брюнетку. Осознание того, что именно он испытывал накрыло гибрида как-раз в тот момент, когда Катерина попросила его заткнуться, а после поцеловала.
Словно катализатор всего, этот поцелуй заставил его резко и крепко обнять её. Она принадлежит Клаусу Майклсону, и он убьет любого, кто осмелиться даже просто посмотреть на неё. Он уже предвкушал грустный взгляд пораженного брата. Вкус победы наполнял его душу, а поцелуй девушки дарил ему чувство эйфории. Если бы сейчас его сестра решила выпустить ту парочку, они не заметили бы открывающейся двери. Да и вряд ли Фрея стала бы им мешать - несмотря на её характер ,в чувстве такта этой особе не откажешь.
Когда девушка отстранилась, Клаусу показалось, что прошло лишь пара минут, хотя, наверняка, время летело намного быстрее. Просто оно не сильно волновало этих двоих. Он вздохнул и посмотрел в её глаза. В его взгляде читали отголоски мыслей, что только что посетили его разум - слабый блеск ревности, который был слишком острым все эти годы, сейчас получил название. Клаус Майклсон не привык делить то, что получил с кем-то, и уже размышлял над тем, как будет наблюдать за тухлым братцем. Но ему было все равно - стало все равно, как только он увидел её глаза. Катерина, прекрасно умевшая лгать, сейчас казалась ему раскрытой книгой. Настолько раскрытой и чистой, что у Никлауса перехватило дух, когда он окунулся в её взгляд.
Он осторожно коснулся её лица - того, что иногда искажала гримаса боли. И улыбнулся так, как мог только он - легкая полуулыбка, коснулась его губ, когда он наблюдал за ней. Нужно оказаться в его шкуре, чтобы понять, как звериная часть просто беснуется, показывая себя. Он победил, и не собирался терять награду. Поэтому он не дал ей разговаривать, а услышав свое имя, впервые произнесенное без ненависти и упрека, он подхватил её на руки, не давая шанса даже осознать, что происходит и впился в её губы, наслаждаясь каждой секундой, которую мог провести с ней сейчас, обнимая, касаясь её, не отпуская. За дверью он останется монстром, который поддерживает имидж, уничтожает врагов, срывает им головы и вырывает сердца. Но здесь, он мог хотя бы на мгновение побыть кем-то другим. Страстным мужчиной, пусть отчасти и зверем. Клаус слышал, как с полоборота завелось её сердце - ему было наплевать, от испуга, или от того, что он сделал. Но зверь внутри победно рычал, пока Клаус страстно и жадно целовал её, словно пытался наверстать все годы.
Прошла не одна минута, прежде чем он отпустил её, опускаясь на пол и усаживая её себе на колени. Его сердце безумно колотилось в груди, и его стук отдавался в ушах, разрывая перепонки.
-Ты мне дорога, Катерина. С его плеч, души, словно упал огромный груз правды, что давил все эти столетия. Своеобразное признание от Клауса. Осталось только открытку оформить, да в календаре день отметить. День, когда Ник позволил себе чувства.

-Ты сомневаешься? Убью. Он наивно желал напугать, хотел увидеть в ней то, что наблюдал столетиями - сложно отделаться от привычки. В последнюю их встречу она смотрела на него с таким ужасом, страхом, неприязнью - как и обычно. И, не исключено, что Никлаус желал увидеть в ней это еще раз. Этот дерзкий взгляд, наполненный презрением. Этот вздернутый подбородок. Это выражение лица, когда она пытается выглядеть бесстрашной, хотя готова умереть от сковывающего ужаса. Сложно просто взять и выкинуть подобное из головы, иногда хочется вновь увидеть то, что было раньше. И, так как еще несколько часов назад он вынуждал её содрогаться от ужаса, немудрено, что он еще желал увидеть ту Кэтрин. Словно все перевернулось с ног на голову. Раньше он был бы рад заметить нежность в её взгляде, а сейчас хотел заметить легкий испуг. И, кажется, он добился своего - он видел, не испуг, но сомнение. Несмотря на бесстрашный голос, в девушке звучал страх и паника. И это будоражило. Она играла с огнем, боясь обжечься и желая гореть. Это на самом деле возбуждало гибрида, который находился в опасной близости от девушки, которую искал столько лет.
В этом доме никто не думал о теплых полах. Подобная мысль вряд ли могла возникнуть у Клауса раньше, но теперь, пока он находился на полу, обнимая Кэтрин, в его голову закралась мысль о том, что он слишком холодный для нежной кожи его Катерины. Вновь и вновь мысль о том, что она "его", приносила с собой наслаждение победителя. Будоражила и вдохновляла Майклсона. Впрочем, о замене пола можно подумать чуть позже.
Никлаус слышал, как в сумерках начали кричать первые молодые пары - вышедшие гулять в романтичный город, они и не представляли, сколько жизней сегодня будут спасены просто потому, что монстра заперли с этой женщиной. Ведьмы, которых он хотел убить, чтобы узнать, что с кровью Катерины, могли спать спокойно ближайшее время - после он все равно будет их пытать. Тот факт, что кровь девушки не навредила ему, еще не гарантировала, что она не причинит вред самой Катерине. Это злило гибрида. Но она быстро нашла способ отвлечь его от самых ядовитых мыслей.
Нежные, почти невесомые прикосновения её губ к его коже оставляли горящие следы. Никлаус давно не испытывал подобные ощущения - несмотря на прожитые столетия, он позабыл о том, что такое наслаждение от прикосновений. Когда от каждого прикосновения её губ тело пронзает электрический разряд, достигает сердца, заставляет если не вздрагивать, то покрываться легкими мурашками. А стоило ей поцеловать его, как Никлаус просто стал терять контроль, который всегда был при нем. Невозможно контролировать себя, когда тебя дразнит такая женщина. Еще вчера она была жертвой, годы назад - добычей, а сейчас она становилась тем, кого он не сможет отпустить от себя ни на миг. Тем, кто мог по щелчку пальцев заставить его потерять себя.
У каждого есть определенная точка, после которой просто теряешь контроль и тебе становится все равно, кто ты, кем ты был прежде, кем будешь завтра. Важно лишь то, что происходит с тобой сейчас. Катерина, словно умело играя гибридом, действовала на него лучше любого известного алкоголя. Это сводило с ума. Поэтому долго оставаться на холодном полу он просто не мог ей позволить. Он с легкостью подхватил её на руки, поднимаясь с пола и усаживая на край кровати, которая, кажется, лишь чудом уцелела после их ссоры. Хотя, никто не мог утверждать, что она останется целой и дальше. Никлаус садится перед ней на колени, впервые за все годы заглядывая в её глаза снизу вверх. Словно давая ей ощутить, что она может побыть кем-то более значимым, чем он. Впрочем, это длится не так долго, чтобы дать ей насладиться сполна. Нежные прикосновения рук к её ногам, он словно гладит, изучая позабытую фигуру. -Кажется, тебе все равно не жалко новую одежду. Он ухмыльнулся, сначала крайне осторожно, а затем уверенно разрывая по шву недавно купленные вещи. Какая разница? Он итак порвал их осколком бокала. Что мешало ему подарить ей наслаждение сходить и купить себе еще что-нибудь?
Раскрытая. Почти обнаженная, она сводила с ума гибрида, которому еще никогда не было дозволено увидеть её такой. Это злило. И вызывало желание уничтожить всех, кто смел прикасаться к ней все эти столетия. Моя Катерина.. Тихий, почти грудной рык, способный испугать врага, сейчас непроизвольно вырвался из уст древнего, когда он быстро приблизился к ней, впиваясь в её губы, скользя руками по телу, которого ни касался прежде - словно изучая, запоминая каждый миллиметр её кожи, он ласкал прикосновениями свою Катерину. Это казалось сном, которые снились ему пять сотен лет назад. Но столь яркие ощущения не могли быть сном. С трудом, огромным нежеланием он отрывается от её губ, осыпает поцелуями её шею, плавно спускается ниже. Играет, как только что это делала сама Катерина. Лишает права на побег. Ласкает, не давая ей шанса даже вздохнуть между прикосновениями. Он жаден до её чувств, до её тела. И эту жадность он не собирался усмирять.

Только вампир, что уже испытывал жажду крови поймет, что такое, когда не только в горле першит, но каждая вена в твоем организме горит, пылает и просит удовлетворить потребность. Когда каждый миллиметр твоего тела требует крови, немедленно - тебе все равно, кто пострадает, как сильно ты навредишь кому-то, ты просто берешь то, что тебе принадлежит по праву происхождения. Ты - вампир, тебе нужна кровь, ты жаждешь её, ты её берешь. Алгоритм, понятный даже ребенку. Если ты взрослый и разумный вампир, ты можешь обокрасть банк крови, чтобы не вызывать подозрений уймой трупов. Если ты очень умный, то сумеешь переделать всю документацию, чтобы никто не заподозрил нехватку крови. Если ты древний гибрид, ты берешь свежую кровь из первого человека, выпиваешь столько, сколько тебе нужно, а после убеждаешь баночку с едой забыть о случившемся. Подобная система работает со всем, что происходит в жизни, и сейчас ситуация нисколько не менялась. Он был древним гибридом, рожденным так давно, что ему было все равно, кто пострадает, пока он достигнет своей цели. Возможно, это было плохо, мешало ему быть собой, играть отведенную роль и потакать чертовой судьбе, что так вредила и мешала каждому его шагу.
Никлаус Майклсон был гибридом, столь древним, что мог точно сказать - он испытал все. Он видел все. Он был знаком с Шекспиром, который писал свои поэмы и сонеты, упиваясь в хлам в ближайшем кабаке. Он видел, как из под его пера рождались фразы, которые помнят до сих пор. И одна из них отчетливо вонзалась в память древнего. А роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет. Она так четко описывала то, что он осмысливал, что на  его губах появилась улыбка. Прошли долгие столетия, он забыл многое, но этот запах, который мог принадлежать лишь Катерине.. Сейчас он снова помнил его. Катерина. Кэтрин. Она могла скрываться под любым именем, завязать его глаза и лишить слуха, но тонкий, едва уловимый аромат её кожи он узнает из тысячи. И сейчас он вновь узнавал тот тонкий, неповторимый аромат её кожи, что давно отпечатался в его сознании.
Он скучал. Скучал по тому, что мог ощущать и делать. Скучал по её голосу, по нежному взгляду, по смуглой, очаровательной коже. По ее нахальным речам. И он не собирался признаваться в этом самой Катерине, хотя понимал, как бы это повлияло на девушку.
Звук разрываемой ткани заставил его усмехнуться. Кажется, она мстила за все, даже за порванный наряд - мстила так, словно это было последнее одеяние, доступное ей в этой жизни, словно она не сможет купить нечто, что превзойдет даже то, что порвал Никлаус. Комментировать её поступок не хотелось, хотя он мог уточнить, что в следующий поход, ей стоит прикупить ему свитеров, так как она лишила его уже двух, достаточно удобных и теплых из его коллекции. Но ему было не до уточнения столь не значимых деталей.
-Что тебя останавливает? Сбивчивое дыхание - столь резкое, словно она только что новь пробежала столетие, скрываясь. Он наслаждался тем, как сбивается дыхание, и от этого его вздохи становились резче, обрывистее и хаотичней.  Клаус целовал её так, словно сейчас в комнату должен был ворваться демон и отобрать у него единственное, что было важно и необходимо в этот момент. Он не давал ей отстраниться, и часто отрывался лишь давая ей снова вдохнуть. Руки, которые до этого лишь изучали фигуру, что скоро станет самой родной, теперь нагло скользили ниже. За столько лет он не научился быть аккуратным, поэтому чертову застежку, которую придумали только ради пыток мужчин, он порвал. Легкая ткань соскользнула с плеч девушки, а после отправилась в дальний угол комнаты. Резкое движение, и Кэтрин оказывается снизу, а он покрывает её тело поцелуями, не давая ей возможности вырваться и хоть как-то получить власть. Он не дает ей опомниться, осыпая поцелуями, обжигая её тело.
От её тихих стонов он сходил с ума. Никлаус никогда в жизни не желал слышать, как кто-то получает удовольствие от его действий. Он эгоистично думал лишь о себе. Сейчас же его возбуждали её движения, стоны, резкие вдохи - кажется, она превратилась в настоящую манию для гибрида, неустанно ласкающего её. Минуты давно слились в один миг. Счастливые часов не наблюдают? Так вот сейчас они не наблюдали и минут, что отмеряли часы, все также тихо тикающие в гостиной. Кажется, реши Фрея выпустить их сейчас - он точно не простил бы ей вторжения.
Никлаус оторвался от девушки, давая ей шанс сделать вдох, слегка освежить разум, тем более, из открытого окна поступал холодный ночной воздух - но сделал это лишь на минуту. Она могла слегка придти в себя лишь на одно мгновение, которое ему потребовалось, чтобы комната услышала звук рвущейся ткани - ему было плевать, в Новом Орлеане было много магазинов, наверняка у нее найдется время забежать в еще один и выбрать очередной комплект.. Который, вероятно, будет вновь безвозвратно утерян спустя несколько часов. Никлаус любовался той, которую ждал столетия. Она была перед ним - такая беззащитная, робкая. Непохожая на ту наглую стерву, что обычно стояла перед ним на высоких шпильках, показывая свой характер. И ему хватило лишь доли секунды, чтобы оказаться вплотную к желанной девушке. -Ты моя, Катерина. Если бы речами можно поставить клеймо, его слова носили бы именно этот характер. Он не уследил, когда успел лишиться остатков одежды, но его это не волновало. он впивался в её губы, и его ненасытности в поцелуях хватило бы на несколько сотен прикосновений к этой девушке. Резкое движение, делающее их еще ближе. Ближе, чем когда либо. Тихий, полный наслаждения полурык вырвался из груди Майклсона, когда он получил полную власть над Катериной. Познавший, кажется, все, он сейчас не мог контролировать собственное желание владеть ею. И с каждой секундой, с каждым движением своего тела, он словно снова и снова ставил точку - она полностью принадлежит ему, и ему плевать, если кто-то попробует отнять её. Он был готов сейчас подчиниться буквально любому желанию девушки, что была ближе, чем кто-либо прежде.

Увиливать от правды, ища любые предлоги - кажется, этому его учило молоко матери. То, как можно уйти от ответа, скрыть истину, увильнуть и остаться при своем он впитал вместе с ним и пронес это знание сквозь вечность, которую прожил. Вечность, в течении которой он ненавидел, желал, наслаждался и разочаровывался. Вечность, которую он провел в поисках единственной и неповторимой девушки. Если хоть кто-то скажет ему эту правду, он найдет миллион ответов, чтобы переубедить говорящего. Но он понимал, что он всегда её искал - прежде, чтобы сделать частью ритуала. Теперь - чтобы навсегда оставить при себе, как награду за труды, за жизнь, за поиски. Он не собирался мириться с тем, что эта девушка могла смотреть на других - кажется,  Новый Орлеан приобрел еще один повод устрашаться древних, что нашли здесь дом. И этот повод часто выходил из дома, покачивая бедрами и сводя с ума всех и каждого. Включая самого Никлауса, что сейчас не был способен мысли более здраво, чем отрывками мыслей, в которых была лишь она. Она заняла место в его душе столь прочно, что он готов был найти любой способ задержать её там. Любой шанс сохранить девушку в своей душе - вот, что он так неистово искал, и вот, к чему он пришел.
Эта ночь была слишком холодной, чтобы оставлять Катерину без тепла объятий. Слишком сильно дул ветер, проникая в комнату, буквально обжигая собой обнаженные тела. Будь Клаус чуть более внимателен, он подумал бы о закрытии балкона - но сейчас ему было все равно, сейчас он не собирался размышлять о жалком сквозняке, что проникал в комнату, принося с собой ароматы ночного Орлеана. Города, который стал принадлежать ему. Этот город пал на колени перед Никлаусом, и пару часов назад он желал такого же исхода от беседы с Катериной. Но сейчас все его естество радовалось и ликовало, что она не преклонилась, а воспрянула, ударила его наотмашь и напомнила, кто он такой и чего она сама стоит. Кто еще осмелился бы коснуться его сердца? Буквально, пробивая его тело, добраться до бьющегося сердца и отпустить? Никлаус не знал еще ни одной женщины, что со смелостью львицы кидалась в бой, стоило ему показаться на горизонте.
Его имя - то, чем наградил его отец, всегда раздражало. Поэтому он просил звать его Клаусом, Ником - как угодно, лишь бы не полное имя, что даровано тем, кто пытался его уничтожить. И сейчас услышать своё имя из уст столь желанной девушки - было чем-то особенным, бесконтрольно сводящим с ума. Он не знал, что можно чувствовать столь ярко, касаясь её кожи. Наконец получать желаемое, не пытаясь изображать галантного лорда. Возможно, часы спустя он будет изображать из себя бесчувственного монстра, скрывая ото всех в доме, что произошло в этой комнате. Даже если Фрея, выпустив их, задастся вопросом, почему Кэтрин осталась без одежды, она вряд ли станет трезвонить об этом.
Но сейчас он был тем, кем хотел и поступал так, как ему вздумывалось.
Её стоны отключали любой контроль в его голове, и он понимал, не будь здесь звукоизоляции, многие бы узнали, как можно поругаться, когда пятьсот лет скрываешь эмоции. Ему было плевать, и с каждой минутой он доказывал ей, что она полностью в его власти, что она не зря ждала столетия, прежде чем все это выбралось наружу. Древнего гибрида впервые заботило удовлетворение не своих желаний. Он впервые допустил мысль, что способен оказаться хуже, чем кто-то. Кэтрин не была девственным цветком, и он зверски не желал услышать, что когда-то, в далекие годы, кто-то оказался лучше, чем был Клаус. Даже в плане постели.
Эта мысль словно очередная волна агрессии поймала его, и заставила выплескивать это на девушку - единственную, кто мог воспринять всю ту злобу, ту грусть, что  копилась в нем десятками лет. Он был отчасти резок, и явные скрипы кровати говорили лишь о том, что её тоже пора менять. -Твой. Он никогда не был готов сказать кому-то, что он может быть чьим-то. А сейчас, на выдохе, произнес то, что сам от себя не ожидал. Даже слегка испугался тому, насколько сильно он сейчас раскрылся перед той, что годами его ненавидела, скрывалась и пыталась уничтожить все его планы. И этот страх он решил утопить в сексе. Она была такой легкой, словно воздушной. Ему не составило особого труда поймать её, в доли секунды перемещаясь на стол, возраст которого превосходил годы жизни самой Катерины. Ухмылка, которая коснулась его лица, говорила о том, что он понимает, насколько много ей сказал, и насколько сильно она зависима от него. Резкое движение вперед, к ней. Впивается в её губы. Он не был столь жадным еще никогда. Ощущать её все ближе, каждый раз, когда она извивается в его руках - это напоминало их погоню и будоражило его. Он словно пытался удержать девушку, непрерывно демонстрируя ей, насколько сильно он желал получить её. Моя Катерина. Моя. Только моя. Кажется, он убеждал самого себя. Но её стоны, сбивчивое дыхание, нежные руки на его теле, её податливость каждому его движению убеждали его лучше любых слов и мыслей. Никлаус оторвался от губ, покрывал поцелуями её тело, словно старался запомнить каждый миллиметр столь желанной девушки. Запомнить, а после вспоминать каждый раз, когда их решат запереть в одной комнате.

Гибрид не умел делать что-то наполовину. Либо не делать вообще, либо делать так, чтобы потом не было ни капли стыда за незаконченность содеянного. Никлаус Майклсон не знал полумер - если он ненавидел Катерину, то всем своим сердцем. Если он испытывал трепет в душе, когда познакомился с ней, то так, что это заполняло все его мысли. Но он никогда не признается, ни себе, ни тем более ей, что был влюблен. Что она, пускай и с его подачи, разбила гибриду сердце. А монстр без сердца, или с осколками его в груди - ничто иное, как ужасающее весь мир создание. Скольких он погубил, просто за связь с этой девушкой? Этого он тоже ей не раскроет. Он знал, что она соблазняла, дабы получать желаемое, а после уходила, оставляя воздыхателей ненавидеть её. А он так часто вырывал их сердца, по самым ничтожным причинам. Он никогда не сознается, что истинные мотивы таких поступков крылись в его вековой ревности. До сих пор стоял вопрос, как Элайджа пережил ревность своего брата. Впрочем, Элайджа умел останавливать агрессию, что выплескивалась из Клауса веками.
Сейчас этому предстояла научиться самой Катерине, если она не хотела каждый день скандала.. Впрочем, если скандал будет оканчиваться жарким примирением, можно смело начинать опасаться разгрома в доме, а также постоянных ссор на ровном месте. Никлаус не любил болтать о своих чувствах, но сейчас передавал всю страсть, что томилась годами, ревность, что сковывала его сердце, языком тела. Словно стараясь показать ей, насколько сильно она тогда схватила его сердце. И как сильно ранила, выбрав не его, уязвив его самолюбие. Никлаус горел желанием, которое с радостью отдавал девушке. Если бы не чертова регенерация, которая не давала царапинам на спине оставаться дольше пары минут, он точно бы прятал спину, скрывая от окружающих то, что происходило в комнате. Словно не желал ни  кем делиться тем, что она дарила только ему. Этой страстью, их отношениями. Он не желал даже приоткрывать завесу в то, что творилось между ними. И опасался, что стоит врагам узнать о его слабости, как её используют против него. Он не мог позволить себе снова потерять эту женщину.
Резкая, острая боль в шее сейчас казалась не такой отвратительной, как всегда. Словно правильной и возбуждающей. Тем более, стон Катерины после. Клаус старался восстановить прервавшееся на мгновение дыхание, он даже замер, подставляя ей свою шею. Впервые позволяя кому-то так нагло отбирать его кровь, вгрызаться в горло. Он наслаждался тем, что впервые она стала выше него. Словно играя, он давал ей насладиться ароматом победы, а после прижал к себе, выплескивая все эмоции в действия. Тихий стон сорвался с его губ, он не мог быть каменной глыбой возле этой девушки, и сейчас он сходил с ума, давая ей это понять. Её горячая, словно раскаленная кожа, аромат её духов, кожи, все это сейчас смешалось в его голове, обливаемое его эмоциями, приправляемая теми пылкими чувствами, что были в нем все это время. Она доводила его до безумства, которое он демонстрировал, не боясь показаться слишком резким. С улицы повеяло прохладой, что могла быть лишь в ранние часы - когда ночь постепенно уступала дню. Ночь, которая спрячет их правду, не расскажет дню о том, что творилось в комнате. Резкость Майклсона сменялась нежностью, когда он, пытаясь восстановить дыхание и осмыслить происходящее прижимал к себе извивающуюся последний раз девушку. Тишина, которая обволакивала их, её сердцебиение. Он нежно, ласково касался губами там, где еще недавно осыпал пылкими поцелуями, а после медленно, словно покоряясь, опустился на колени перед девушкой, что оставалась на столе и прижался лбом к её коленям. Его сердце не хотело восстанавливать прежний ритм, и с каждым взглядом на столь красивое тело оно словно пыталось завестись вновь. Поэтому он смотрел вниз, и слышал, как успокаивается и её сердце. Нежные, слабые касания губами к её ногам. Он не собирался нарушить тишину. А за окном тихо начинали свои песни утренние птицы. Словно разнося по всему городу молву о том, что Король нашел свою Королеву.

Ты никогда не узнаешь, что скрывается под маской зверя. Кажется, эти слова, словно мантру, он повторял долгие пятьсот лет, сталкиваясь с брюнеткой. Убеждал себя, что никогда не позволит Катерине узнать, что таится в его сердце. не даст девушке, которй сам же потерял, снова узнать, что он к ней чувствует - гибрид не был идиотом, поэтому знал, чего хочет и чего не хочет. И все эти годы он желал, чтобы она видела в нем монстра, способного лишь на пытки и убийство, и никогда не замечала нежности, которая в нем была. Нежность, которую он топтал каждый день, окуная с головой в кровь врагов. Никогда не позволить ей понять, что она смогла причинить ему боль. Никогда не давать ей шанса даже заметить в его глазах тень сомнения, когда он вновь и вновь заставляет её втыкать себе в колено нож, дробя сухожилия. Он не давал ей и шанса познать ту свою часть, которую он утопил в вине, по её милости. До сих пор он обвинял её в неверном выборе, в решении быть с Элайджей. И теперь он мог победно смотреть, как страдает его брат, видя, что спустя столетия, она изменила решение, выбрала второго брата, того, кого следовало выбрать сразу.
Тишину в комнате не нарушало ничто, кроме дыхания двоих, что все еще не могли отдышаться. Будто недавно тонувшие и вновь вынырнувшие на поверхность, он смотрели друг на друга. Никлаус, даже после такого продолжал искать признаки неправды в её  взгляде. Словно ждал подвоха - сейчас она встанет и, в своей изящной манере рассмеется, ведь она добилась своего - она увидела, каким настоящим, чувственным он может быть. Клаус не боялся этого, но боялся вновь ощутить кинжал, вонзаемый в сердце поступками Катерины. Это напряжение передалось каждой клеточке его тела и он наблюдал за девушкой, тихо дыша. Но шли минуты, а она все также смотрела на него. Он мог успокоиться, хотя бы в этот момент он мог быть спокоен. И он вдохнул полной грудью, прижимая к себе Катерину.
он поднялся с пола, но вернулся достаточно быстро, накидывая на плечи девушке плед. Кажется, скрыть произошедшее будет сложнее, чем он думал. Одежда, в которой Катерина вошла сюда, превратилась в никчемные тряпки, а Фрея не была дурой, и, значит, заметит, что Катерина лишена недавно купленых обновок. Он чертыхнуся про себя, размышляя над тем, как теперь скрыть от всех, что здесь было. Несмотря ни на что, Никлаус не желал вот так открывать всем правду. Опасность, которая постоянно нависала над его семьей могли лишить его Катерины. Хотя его эгоистичная сторона ужасно хотела, чтобы двери им открыл брат. Чтобы его сердце было уничтожено также, как раньше они уничтожили сердце Клауса. Он хотел видеть, как среагирует сама Катерина на взгляд Элайджи, хотел видеть, с каким взглядом его брат покинет помещение. Эта мысль, мысль о победе, пьянила его. Но как быстро приводила в трезвость лишь одна мысль - его вампирша была в опасности, она будет добычей для каждого, кто пожелает навредить семье. И он не хотел допустить подобного.
Крепко, неистово обняв её, Клаус взглянул на комнату - разрушений было минимум, и он не удержался от легкой усмешки. -Кажется, тебе нравится эта комната, раз ты решила не превращать её в руины. Никлаус взглянул на девушку, следил за каждым её действием, словно чего-то боялся. Ему следовало подумать о возвращении к монстру, ведь чертова дверь могла открыться в любую минуту. Возможно поэтому, пока он ходил за пледом, удосужился надеть джинсы. -И как ты собираешься объяснять, какого черта оказалась в пледе твоего мучителя? Он ухмылялся, словно кот, которого не только накормили сливками, но искупали в сметане.

Плавные движения, когда она ускользает из его рук, убегает, играя. шелест её платья, которое касается земли, когда его обладательница стремительно исчезает впереди, не давая себя поймать. Шелковые локоны, струящиеся по её спине ласкает ветер. Все это он помнил так, словно было вчера. Как она убегала в парке, играла с ним, не давала себя поймать. Игра двух молодых людей, которая превратилась в безжалостную погоню, ужасающую каждого, кто знал, что происходит между этими двумя. Игры в парке с ним. А после без него. Когда он разрывался мучительным выбором, его брат просто занял его место подле Катерины. Наверняка, именно поэтому он не стал слушать, когда в роковую ночь он явился и умолял пощадить красивую девушку - в тот вечер, как и позже, Клаус плевал на просьбы Элайджи, касаемые Катерины. Он помнил, как каждый раз, когда он оказывался ближе к своей жертве, она снова и снова ускользала от его рук, оставляя лишь легкий шлейф из аромата духов. Каждый раз, стоило ему подобраться ближе, она убегала, растворялась в темноте ночи, изящно вильнув бедрами.
Он помнил все, что так хотел забыть - минус вечности в обличье гибрид - ты помнишь все, даже если не желаешь этого помнить. Клаус помнил. Хоть и скрывал это от девушки.
Тон её голоса выдавал эмоции Катерины с головой. Клаус слышал, как раздраженные нотки, слегка завышенные, звенят в её голосе. Её движения, как всегда плавные, сейчас несли в себе легкую резкость. Конечно, он понимал, что убедить её в своей правоте будет слишком сложно, и придется столкнуться с очередными капризами, несогласием и битьем всего, что находится ближе всего к девушке, но его даже слегка коробило от её тона. Словно сейчас она могла манипулировтаь его даже сменой настроения. Никлаус не был готов к такому повороту событий, но  старался не подавать виду.
-Если ты так хочешь сломать кресло, я не смогу препятствовать твоим желаниям, дорогая. Он ухмыльнулся, смотря, как свитер скрывает её тело. Легкий вздох, кажется, даже огорчения - словно его лишили самого приятного, что он мог видеть в этой жизни. Но сейчас не время говорить ей о том, что можно было одеться и позже. Тем более, никто не знал, когда их выпустят наружу. И сам Никлаус не знал, желал ли он, чтобы его выпустили. Её голос был пронизан обидой, это даже было мило - или, казалось гибриду. Впрочем, он понимал, что стоило обсудить все, пока эта чертова дверь не открылась, и не пришлось искать иные способы убеждения не только Катерины. -Я не говорил, что ты обязана кому-то, моя милая. Он вздохнул и подошел к ней, сократив расстояние до минимума. Погладил ладонью её лицо, любуясь её красотой - даже обиженная, злая, недовольная, она была многим красивее, чем любая другая женщина. И это была его женщина. -Но нам стоит решить, что теперь делать. Он уже видел, как она заводиться, готовая атаковать, проявляя всю злость и обиду. И как только у женщин получается так быстро менять свое настроение?! -Если все вокруг будут знать, что у меня появилась ты, найдется ни один десяток уродов, желающих давить на меня, угрожая тебе. Не думаю, что это лучшая жизнь, после стольких лет побега. Он говори спокойно, надеясь, что она не станет сильно сопротивляться его словам. Конечно, они могли плюнуть на все, демонстративно представить миру Королеву Орлеана, а затем вздрагивать при каждом шорохе. Он не хотел её терять, и, если для этого нужно что-то скрыть - он был готов скрывать. -Ты же любишь жизнь, Катерина, так почему ты жаждешь лишний раз подставлять себя под удар? Клаус искренне не понимал её, поэтому задавал вопрос, на который хотел получить ответ. Уже предвкушая, как она злиться, уничтожает комнату, а в итоге замирает в его объятиях, когда он просто схватит свою девушку.

Да, моя милая, тебе легко угрожать! А если угрожать не тебе, то мне. Лбюбой из тех, кто ненавидит меня, способен поймать тебя, пытаться, вонзать клыки в твою шею, лишать права освободиться, а после требовать за тебя то, что я отдам, лишь бы спасти твою жизнь! КЛауса слегка трясло от злости. Одна лишь мысль о том, что те твари, которых он когда-то карал способны вырвать из его рук Катерину, способны связать её, касаться её своими руками, мучить, заставлять орать от боли или молча сносить каждый удар.. Одна лишь мысль о подобном заставляла гибрида сходить с ума от злости, а кулаки сжимались, готовые в любой момент нанести удар. Он слишком многое отдал, чтобы наконец обладать ею, и не собирался так просто отдавать выигрыш. Тем более, отдавать его тварям, преследующим его столетиями. Он представлял то количество монстров, что ждали удобного случая, чтобы нанести удар. Он знал, как много тех, кто сочтут лучшим ударом просто убить Катерину. Не пытать, не использовать - просто убить, бросив хладный труп к его ногам, демонстрируя, что на минуту они превзошли его. Никлауса почти колотило от мысли, что это все может стать настолько реальным. Трясло от осознания, что она, на самом деле, крайне беззащитна перед монстрами. Что она умрет, стоит вырвать её сердце. Что она не древний вампир, которого сложно убить. Что она лишь прекрасная девушка, которая может пасть от собственной любви. Клаус не желал стать причиной её гибели и не собирался так просто сдаваться даже в сражении за решение.
-Ты выживаешь, но уже однажды покинула эту грешную землю, лишив её возможности наблюдать за шикарной женщиной. Он говорил спокойно, хотя внутри он содрогался от одной только мысли возможной утраты. Злость, в первую очередь на самого себя сковывала его, заставляла мыслить быстро, урывками. Он пытался найти ту фразу, что убедит Кэтрин быть осторожной, тем более, когда дело касается её жизни.
Упоминание брата, который преследовал его, заставило Клауса взорваться, словно пороховую бочку. Дальнейшие слова и действия девушки он наблюдал из-под пелены злобы, сковавшей все его тело. Секунды, минуты - он не понимал, сколько времени потребовалось Кэтрин, чтобы дойти до кресла, договорить все, что она хотела. Сейчас даже упоминание того факта, что она - его, а он - ее, не могло остановить кипящий вулкан, который постепенно набирал силу.Его первые слова звучали спокойно. -В этом доме могут знать о том, что ты окончательно и бесповоротно стала принадлежать мне. Вдох-выдох. Снова. И еще раз. Жалкие попытки успокоиться, пока звериная злость накатывала волнами. Он старался не сорваться, с трудом сдерживая себя, стоя на одном месте, когда желал сорваться и уничтожить. -Никто за пределами дома, ни один враг, способный причинить тебе хоть каплю боли не должен знать, что ты - моя слабость.
Клаус бросил взгляд на Катерину. Мысль о сказанном ею охватила его с новой силой. Ревность, что раньше спала, сейчас могла вскипать по приказу девушки. И это было очередной каплей масла в огонь. Никлаус представил, как этого тела касался брат. Кэтрин словно специально выбрала позу, которая при иных бы обстоятельствах просто вновь соблазнила бы гибрида. Но сейчас она только ухудшало итак рвущуюся от ревности на части душу. Капля фантазии, даже простая мысль о том, что Элайджа смел целовать его Катерину повлекло взрыв. Вулкан, что спал, проснулся, и сжигал на своем пути все. Его глаза наливались кровью, а небольшая боль в клыках говорила о том, что они увеличились. Монстр проснулся, и не собирался так просто отступать. -Элайджа?! его голос звучал слишком спокойно для создания ночи, готового к убийству. Секунды для того, чтобы сократить расстояние между ними. Ярость во взгляде. -Я не хочу слышать о том, что он может почувствовать. Пусть ощущает то, что заставил ощущать меня! пусть истекает слюной в своей комнате, понимая, что сам подтолкнул тебя в мои объятия. Что вернул тебя мне. Не смей его упоминать. Клаус успокаивался, а после поцеловал её - недолгий, но захватывающий в свой омут поцелуй, и вот он снова чуть поотдаль от девушки. -Или тебе его жаль?! Гнев вынуждал его говорить то, что он не подумал бы, будучи спокойным. Да, он сам насладился бы зрелищем ущемленного Элайджи - когда тот увидит Катерину, поймет, что сам способствовал этому. Что Катерина теперь полностью отдает себя Клаусу, а тот берет то, что принадлежит ему, отдавая взамен себя. Но он не мог слышать от девушки такой вопрос. Словно кнутом по голой спине. Неужели ей не все равно? Не плевать, что ощутит благородный вампир? Это ранило. Но он не собирался это говорить.
-Если ты намерена демонстративно покинуть эту комнату, показывая всем, чего они добились, закрыв нас здесь, смею надеяться, что ты натянешь свитер как можно ниже! Яростная ревность сквозила в его голосе, когда он подавлял в себе желание оказаться рядом и натянуть на нее что угодно, хоть накрыть простыней, немедленно научиться и сшить ей платье, лишь бы его брат не смел даже допустить в свою голову фантазию о том, что скрывает свитер.

Никлаус знал о том, что происходило в Мистик-Фоллс после того, как они с семьей покинули этот проклятый богом городок, отправляясь в Орлеан. Он слышал о том, что дорогой ему Катерине пришлось покинуть этот мир, но не показал никому, что на самом деле переживает эту утрату, что сковывала его сердце. А в Орлеане нашлось столько ужасающих дел, что вспоминать о своей утрате он мог лишь в тишине ночи, когда все оставляли его в покое. Кажется, будь он более сентиментальным человеком, он даже посетил бы могилу этой девушки. Но он не был сентиментальным, и не был готов показать миру, что смерть Пирс значила для него хоть что-то. Да, значила. Да, многое. Только вот сначала он решил, что ему просто жаль потерять ту, за которой он охотился. А сейчас он понимал, что ему было жаль потерять ту, которую он любил. Снова потерять. Кажется, утраты - это то, что будет преследовать его и всю семью всегда. Они не могли существовать спокойно, за долгие тысячи лет накопилось слишком много врагов, которые жаждали мести, и которые готовы были явиться о первому зову, чтобы уничтожить Майклсонов, всех до последнего. А теперь к числу смертников прибавлялась Катерина, что недавно вернлуась к жизни и вряд ли успела насладиться всем тем, что давала новая жизнь своей обладательнице.
Никалус знал, что Катерина окончила свою жизнт из-за лекарства, которое так хотела дать самому Клаусу. Сейчас гибриду было даже интересно, что произошло бы с ним, учитывая геном оборотня и возраст. Возможно, он погиб бы за пару дней, или же стал самым сильным существом на планете.Однако, за неимением лекарства, его мало волновал такой вопрос, как очередные экспеименты с собственной жизнью. Не сейчас, когда в его руках было все - и город, и семья, и женщина. Ему было плевать, что происходило за пределами города, хотя мысль о том, что однажды Сальваторе явятся по их души все же роилась в подсознании, напоминая, что его мамочка вместе с Катериной уничтожили тело той, что так старательно спасали эти два акробата-брата.
-Ревную? Он не стал отвечать на её вопрос, не желая открываться еще больше - он видел, что она понимает - да, он ревнует, да он не желает слышать о брате, что отнял у него прекрасную девушку годы назад. Он не желал слышать и видеть, как брат бросал свои взгляды на воскресшую девушку. И теперь он мог запретить ему даже приближаться к Катерине. Ни на минуту не оставлять его в одной комнате с его женщиной. Он мог позволить себе запрещать ему говорить с ней, смотреть на неё. Он мог просто демонстрировать Элайдже собственное превосходство. Показывать, что даже спустя столетия у него появился шанс обрести свою Катерину. И Клаус знал, что тогда, пятьсот лет назад, его брат прекрасно видел чувства Клауса к брюнетке.
Её голос, слова, что она произнесла лишь повергли его в еще большую злобу. Казалось, окажись Элайджа здесь, в эту минуту, и Клаус просто вырвал бы ему сердце, а после связал и, словно орел Прометея, лишал бы брата сердца вновь и вновь, стоило ему восстановиться на прежнем месте. И никто не мог помешать ему быть столь злым и мстительным, когда он узнал правду. -Что ты сказала? Он словно обрубал все, что она говорила дальше своим вопросом. Он чувствовал, как она проводит своей нежной рукой по его телу. Слышал её тизхий, успокаивающий голос, что нежно касался его слуха. Он слышал, как она убеждала его в том, что наконец, все правильно. Он прекрасно слышал каждое её слово, что она говорила. Но в голове пульсировало признание, не дающее покоя. Клауса словно окунули в котел яда, он не мог пошевелиться. Подобные знания всегда ранят. Клаус скрипел зубами, стараясь не сорваться вновь, и, благодаря девушке, у него это почти получалось. Но воображение рисовало картины убийства - картины, которые показывали, как он вонзает в Элайджу первый попавшийся острый предмет, а после укладывает в гроб на столетия, лишая возможности жить. -Он. Тебя. Убил? Раздельные слова, словно обрывки мыслей слетали с его губ. Клауса слегка колотило и он не желал знать, почему его брат так поступил. Минуты, которые он потратил на спокойствие, на прокручивание фраз девушки, что она говорила потом. -Я убью его. Чего бы мне это ни стоило, я лишу его возможности дышать. Клаус был спокоен, как зверь перед нападением.
Набрав полную грудь воздуха, он посмотрел в глаза Катерине. -Свитер ниже. И пусть все в этом чертовом доме видят, что ты сделала выбор. Что ты моя. Он ухмыльнулся. А после крепко обнял её, прижимая к себе, как успокоительное - слышать её сердце сейчас было важно. Этот звук приводил его в спокойное состояние, дарил легкое наслаждение, упоение. На минуты ему стало все равно, что будет с братом. Но явно ничего хорошего.

Знал ли он, что эта девушка, столь открытая сейчас, раньше желала его смерти? Ну, конечно же знал. И он не сомневался в том, что она желала уничтожить гибрида, преследующего её веками. Что она, будь её любовь менее сильной, развернулась и нанесла бы удар, уничтожая все, чем он был. Никлаус прекрасно понимал, что она искала любой способ избавиться от преследователя, уничтожить его, чтобы иметь возможность вдохнуть полной грудью, улыбнуться, стать свободной от маньяка, жаждущего её крови и смерти. Возможно, если бы хоть один из преследователей, что нанимал Клаус справился с задачей и принес ему на блюде сердце вампирши, Клаус лишился бы цели в жизни, а того, кто сумел победить Кэтрин он отправил бы на тот свет быстрее, чем тому удалось бы осознать, что Клаус не желал смерти прекрасной особы, что так изящно виляла бедрами, скрываясь от него все эти годы.  Да, он прекрасно знал, что она желала его смерти, желала избавиться от него. Наверняка, именно поэтому её речь о том, как она хотела использовать лекарство не вызвали в нем гнева - даже удивления не последовало за её словами. Единственное чувство, что сейчас посетило его душу - искренняя радость, что она не сумела попрощаться с ним навсегда.
А затем его охватил гнев. На брата, что просто предал её, убил, пускай не своими руками. Сейчас Никлаусу казалось, что Элайджа прекрасно знал, как именно поступить, чтобы Катерина не смогла больше участвовать в жизни семьи Майклсон. Никлаус даже подумал о том, что её гибель была на руку Элайдже, который впоследствии убеждал его признать Хоуп своей дочерью. Понимал ли он, что Клаус просто свернул бы Хейли шею и отправился гулять дальше, преследуя Катерину, если она осталась бы жива? Сейчас ему казалось, что брат не просто убил Катерину, но сделал все, чтобы она не смогла нарушить его планы. И от этого осознания ему хотелось все яростнее - вырвать ему сердце, а после, не дав очнуться, вонзить кинжал в пепле, дабы никогда больше не видеть, как он смотрит на мир. И после всего он  смел не только смотреть на Катерину, но указывать ей. Клаус ненавидел брата так, как никогда прежде.
Клаус слушал девушку, а после крепко обнял - что-то внутри его требовало обнять её, показать, что все позади, и он отомстит за каждую секунду её боли. Сжечь тело Елены? Меньшая капля из той мести, что он приготовил каждму - и обоим братьям Сальваторе, и Элайдже. Он будет мстить медленно, конкретно уничтожая все то, что так дорого им всем. Вырывая по капле жизнь из их тел. Никлаус не желал дать и даже малейший шанс жить свободно дыша. Он умеет преследовать, и он сделает все, чтобы ближайшие века братья Сальваторе убегали. Не от Рейны Круз, что заточила их в камень, но от Клауса. И ему было плевать, как больно им при этом будет.
Тишина резала уши, и Клаус вздохнул. -А затем ты встретила там мою матушку, что пообещала вытащить тебя, спелась с ней и вернулась. ты снова нашла способ избежать окончательной гибели, моя прекрасная Катерина. Он улыбнулся и взглянул в её глаза. Да, он все еще пылал яростью, готовый убивать, сорваться прямо сейчас, из этой комнаты, как только Фрея снимет заклинание. Плевать на все. Он не собирался дать братьям жить, любить, наслаждаться всем этим - ни за что.
Ему даже стало интересно, как долго Фрея собирается держать их в этой комнате? Может быть, она даже иногда снимала заклинание тишины, чтобы убедиться, что эти двое не поубивали друг друга. Если это так, и весь дом уже все слышал.. Это сейчас было не так важно, как предстоящая месть, которую он продумывал, пока держал в руках Катерину. -Они все будут долго платить за то, что сделали. его голос был тих, спокоен, но уверен. Его не выйдет отговорить, он просто сделает то, что захотел. Если Катерина будет пытаться его остановить, он найдет способ обойти её.

Было ли еще что-то, что требовало немедленного обсуждения этой парой? Конечно, было. Они ненавидели друг друга долгие пятьсот лет, и вперед еще ни одна ссора, когда то, что было не сказано так долго будет выливаться на них, как из ушата с водой. Было ли то, что им стоило обсудить незамедлительно? Да. Но сейчас Клаус даже не представлял, что желал бы сказать, о чем узнать у Катерины. Слишком много информации за последние дни - даже для него это было чересчур. Возвращение Катерины и его брата, очередная встреча с мамочкой, а затем выяснение отношений, что привело к такому интересному повороту событий. Все это сейчас можно было обсуждать, обнимая её. Гладя по волосам. Касаясь её нежной кожи губами, осыпая поцелуями. Все это ни единожды можно было обсудить, тем более, Фрея могла запереть их и на неделю, судя по количеству пакетов с кровью, о которых они оба не вспоминали все это время.
-Как скоро сообщим, что их изыскания в книгах теперь бессмысленны, и они потратили последние сутки в пустую? Клаус усмехнулся. Если ему было жаль время Фреи, что явно старалась для брата, то время, что убил его брат было абсолютно не ценным для гибрида. Словно маленький ребенок, он сейчас наслаждался, понимая, что даже в такой, казалось бы, мелочи, как поиск ответов он оказался лучше. Всего лишь разозлившись, сделал то, что не мог больше никто в этом доме - действовал. Не копался в пыльных фолиантах, что валялись по дому, а действовал, и он получил ответ, который был ему необходим. Катерина не опасна для его семьи, для себя. Она была рядом. А других знаний ему и не нужно было. По крайней мере, в ближайшее время.
Он собирался начать размышлять о том, что первое хотел бы уточнить у девушки, когда снизу услышал голос сестры, которая, слава небесным хранителям этой семьи, решила освободить парочку. Вряд ли она знала, что было здесь, и почему её ужасный брат вздрогнул от звука её голоса. Клаус усмехнулся, взгляну на Кэтрин. -Как-то быстро. Интересно, она уже вызвала мастеров, чтобы сделать ремонт в этой комнате, или решила отложить подобное решение? Клаус вздохнул, оглядывая помещение - оно выглядело не так ужасно, как могло бы быть, и это его даже радовало. -теперь нужно добавить сюда пару шкафов, а твои вещи вряд ли поместятся в мой комод. Он говорил так, словно все уже решил за неё - он не позволит ей спать за стеной, жить в другой комнате после того, что случилось этой ночью.
Никлаус развернулся, идя к двери - он желал убедиться, что по коридорам не снуют братья, подчиненные или случайно забредшие в особняк существа - он не особо хотел демонстрировать Катерину без одежды каждому, кому вздумается прогуливаться по коридорам. Он даже собирался сам принести ей первое платье, что найдет в её шкафу - а уж дальше пусть идет и выбирает, что ей нужно. Но голую по коридорам он её гулять не отпустит. Мысль о том, что пора завести уборщицу вновь пронеслась в его голове и он вздохнул.
Тихий скрип двери оповестил гибрида, что кому-то в доме явно неймется - кажется, кто-то решил убедиться, что они живы, а вот о том, что прилежные мальчики стучат, как-то позабыл. Клаус замер в паре метров от двери, чувствуя спиной, как замерла Катерина. В дверях стоял тот, кого он не желал видеть. Глаза сузились, когда взгляд проскользнул по брату. -Элайджа. Злость, агрессия, это именно то, что читалось в его голосе, когда он смотрел на брата. А вот тот смотрел сквозь Клауса, и его взглядом можно было упиваться вечно. Грусть, обида, непонимание и явное нежелание признать истинную причину, по которой Катерина оказалась в одном свитере Клауса. -Тебе стоит научиться стучать. Гибрид привлек его внимание. -Я хотел проверить, не натворил ли ты глупостей, брат.. Клаус разозлился. Конечно, ты волнуешься о её жизни?! Я запрещаю тебе! Сил сказать это вслух не осталось, когда он в считанные секунды сокращает расстояние между собой и братом, а после весь дом слышит, как ломаются кости древнего вампира. -Ты все время лгал мне, брат. А теперь тебе стоит подумать о правде. Злоба, что копилась в нем часами, прошла достаточно быстро. Но лишь после того, как он вырвал из груди брата сердце, смотря как его тело безвольно падает на пол. Да, древний воскреснет через пару часов, и потом его ждет еще больший ад. А сейчас Никлаусу было все равно. Хотя, тот ревнивый мальчишка, что жил в нем, боялся, что Катерина кинется ругать, отчитывать. Он обернулся к той, что еще стояла в комнате. Молча смотря на неё и ожидая реакции.